Сначала на дачу уехали кроссовки. Те самые, кyпленные в The Grove в Лoc-Aнджелесе, торговом комплексе, в котором есть собственный трамвай. Трамвай к делу не относится, просто он придал дополнительное сияние кроссовкам.
Но жена сказала — на дачу. Жены жестоки, когда речь идёт о нашем прошлом до них. Кроссовкам пятнадцать, и мои пальцы торчат из них наружу, как у волка в «Ну, погоди». Но разве это повод?
Потом на дачу уехала чашка. Моя любимая. Тут дело не в ревности, мы покупали ее вместе, и жена трижды тайком выкладывала ее из корзинки по пути к кассе. Чашка, видите ли, непрактичная. А что она видела во мне практичного? Я создан для украшения, я канделябр. Ежели хотела практичного, выходила бы за Вассермана с его пятью тысячами карманов. У чашки в основании — четыре ножки, перевернёшь ее — получается домик с четырьмя трубами. Я уже плачу от умиления, только описывая. Вот я однажды и перевернул чашку, чтобы получился домик, забыв, что там чай…
Наконец, на дачу уехала моя штанга. Красавица (штанга), с кривым французском грифом, я об неё каждый раз так изящно спотыкался. Я хотел утаить один блин, но пока прятал, уронил его себе на ногу. Пришлось штанге ехать целиком.
А тут однажды я был в декадансе, хандрил, и жена вдруг возьми да спроси, а не хочешь на дачу съездить?
Она потом, конечно, объясняла, что имела в виду другое, мол, съездишь на дачу, отдохнёшь от нас, развеешься, но мой инфaркт лица было уже не поправить. Я как представил, что сижу на даче с той перевернутой чашкой, положив ноги на ту штангу, в тех кроссовках с пальцами веером.
Сразу развеселился и даже попытался быть полезен в хозяйстве. Нет уж, дорогая, за меня мы ещё поборемся!
Автор: Олег Батлук
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями на Facebook:
